განსახილველი თემები
«Дьявол начинается с пены на губах ангела... Всё рассыпается в прах, и люди, и системы, но вечен дух ненависти в борьбе за правое дело, и потому зло на земле не имеет конца». Г. Померанц
სუფიზმი
გამარჯობა, არცერთი ლინკი არ იხსნება. გთხოვთ სხვა რესურსი მიუთითოთ ან გაასწოროთ ხარვეზი
სხვა ტრადიციები
Leonid Tiraspolsky
Yesterday at 6:59pm · Farmington Hills, MI, United States · Edited ·
Меня спрашивают, почему я не всегда даю простой, прямой и однозначный ответ на заданный вопрос. И у меня нет на этот вопрос простого и прямого ответа. Но мудрец Нагасена может пролить свет.
[О раскулачивании Татхагаты. 4 способа реагировать на вопрос. Отвечать вопросом на вопрос - не только одесский стиль, но и буддийский метод]
– Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Татхагата Учение в кулак не прячет, Ананда». Но на вопросы тхеры, сына Малункьи, он не ответил.
У моего вопроса, почтенный Нагасена, может быть два решения: или Блаженный не знал ответа, или скрывал. Если, почтенный Нагасена, Блаженный сказал: «Татхагата Учение в кулак не прячет, Ананда», то на вопрос тхеры, сына Малункьи, он не ответил по незнанию. Если же заведомо не ответил, то тогда выходит, что Татхагата Учение в кулак прячет.
... на вопрос тхеры, сына Малункьи, он действительно не ответил, но не по незнанию и не из скрытности. Есть четыре рода вопросов, государь, по ним и ответы. Бывает однозначный ответ, ответ с оговоркой, ответ встречным вопросом, ответ отклонением вопроса.
Каковы, государь, вопросы, на которые отвечают однозначно? Например: «Образное бренно?» – на такой вопрос отвечают однозначно. <...>
Каковы вопросы, на которые отвечают встречным вопросом? Например: «Зрением ли существо все распознает?» – на такой вопрос отвечают встречным вопросом [Встречный вопрос, вероятно, таков: «Что имеется в виду под всем?» - из комментариев] <...>
Каковы вопросы, на которые отвечают отклонением вопроса? Вот они: «Мир вечен?»,«Мир невечен?», «Мир конечен?», «Мир бесконечен?», «Мир и конечен и бесконечен?», «Мир ни конечен, ни бесконечен?», «Одно ли и то же душа и тело?», «Душа – одно, а тело – другое?», «Существует татхагата после смерти?», «Не существует татхагата после смерти?», «И существует татхагата после смерти, и не существует?», «И не существует татхагата послесмерти, и не не существует?» – таковы вопросы, на которые отвечают отклонением их.
Тхера, сын Малункьи, задал вопросы, на которые отвечают отклонением их. Блаженный их отклонил. Почему же на такие вопросы отвечают отклонением их? Нет ни причины, ни основы, чтобы отвечать на них, потому их и отклоняют. Беспричинно, безосновно просветленные, блаженные не говорят, не высказываются
Вопросы Милинды (буддийский текст ок.100 в. до н.э.)
მეოთხე გზა
http://fourthway.narod.ru/lib/Bennett/gwtnu.htm
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие
Глава 1 Родина Гурджиева
Глава 2 Учителя Мудрости
Глава 3 Существует ли "Внутренний Круг" человечества?
Глава 4 Поиски Гурджиева
Глава 5 Миссия Гурджиева
Глава 6 Институт в Фонтенбло
Глава 7 Гурджиев как писатель
Дж. Г. Беннетт
Глава 8 Вопрос Гурджиева
Глава 9 Закон взаимного поддержания
Глава 10 Гурджиев как Учитель
Глава 11 Человек
Глава 12 Путь к новому миру
Приложение 1 Стиль и терминология Гурджиева
Приложение 2 Великие законы
Sufism
In love, nothing exists between heart and heart.
Speech is born out of longing,
True description from the real taste.
The one who tastes, knows;
the one who explains, lies.
How can you describe the true form of Something
In whose presence you are blotted out?
And in whose being you still exist?
And who lives as a sign for your journey?
~ 
Rabia al Basri
Суфизм
Суфийская символика вина и возлияний, музыки и мистического слушания (сама)
Отрывок из книги «Энциклопедия суфийской символики», том 1, часть 2
Джавад Нурбахш
Хатиф, о вдохновенный переводчик владык постижения!
Иногда утверждают, что ты трезв,
Иногда называют тебя опьяненным.
Но под всеми этими названиями подразумевают одно и то же,
Ведут ли речь о «вине» или «певце», «саки» или «сама»,
«Свидетеле» или «маге», «храме» или «зуннаре»[1].
Сокровенные тайны приоткрываются
Благодаря намекам владеющих искусством понимания.
Хатиф Исфахани
Во имя Возлюбленной
Введение
Вино, питейный дом — эти слова с давних пор встречаются в суфийской литературе, входя в словарь символики любого поэта -суфия. Многих это удивляет. Может, суфии действительно пьют вино? А если нет, то почему они с такой настойчивостью возвращаются к этим образам в поэзии? Вопросы такого рода возникают постоянно. Постараемся ответить на них.
До прихода ислама арабы и евреи, христиане и зороастрийцы столетиями употребляли вино. Вино играло важную роль и в религиозных обрядах. Люди, для которых этот способ достижения опьяненности вошел в плоть и кровь, не в состоянии так просто отказаться от вина и перестать думать о нем.
Многие поэты, и исламские, и неисламские, пи ли вино — как открыто, так и тайком — закрывая глаза на существующий в исламе запрет на употребление вина.
Возлияния и опьяненность нашли отражение в их стихах, которые обрели большую популярность в исламском обществе. Вследствие этой не всегда осознаваемой склонности мусульман такая поэзия не только не была запрещена, но открыто прославляла вино — причем столь впечатляюще, что чтение стихов о вине во время праздников и дружеских встреч и в самом деле вызывало состояние опьяненности. Так сложилось, что стихи, в которых не затрагивались темы вина и его воздействия, не могли соперничать со стихами о вине; при чтении первых не возникало ощущения пьянящего восторга.
Исламские поэты- суфии, включая и тех, кто не употреблял вина, в своих стихах также прославляли вино и культ вина. На то существует несколько причин:
Поэты стали использовать образ вина в качестве метафоры опьяненности поминанием Бога, образ виночерпия стал использоваться в качестве символа Бога, а в «таверне» (ханаке — прим. ред.) Божественного Единства (таухид) проводились открытые для публики праздничные собрания.
Обосновывая подобный подход, поэты приводят высказывание Пророка: «Истинно, Всемогущий Господь имеет вино для Своих друзей; и оно таково, что когда они пьют его, оно пьянит их; опьяненные, они радуются; возрадовавшись, они избавляются от неподобающего; избавившись, они смягчаются; смягчившись, они очищаются; очистившись, они достигают; достигнув, они воссоединяются с божественным; когда они воссоединяются с божественным, исчезают различия между ними и их Возлюбленной»[2].
Так слова «вино», «возлюбленная», «фиал», «виночерпий» и подобные им прочно заняли свое место в суфийской поэзии в качестве символических обозначений. Нападки на суфиев, особенно со стороны клерикалов, лишь усилили эту тенденцию, ставшую реакцией на сухой догматизм.
Данный раздел посвящен символике языка суфийских стихов, связанных с праздничными и дружескими собраниями. В качестве типичного примера поэзии такого рода приведем стихи Джалал ад- Дина Руми, газель из сборника «Диван Шамса Табризи».
Приди, о Виночерпий душ,
О проводник сердец, торящий тропы вере,
Наполни этот неизменный кубок,
Отведай-ка вина, что сердце радует
И поднимает дух,
Даруя зрелость оку духовидцев.
Вино из гроздей винограда —
Для людей Иисуса.
Вино Халладжа — для людей Йа Син[3].
Есть чаши с тем вином,
Есть чаши — с этим.
Пока та чаша не разбита,
Из этой чаши не испить.
То, прежнее, вино лишь на мгновенье
Твои печаль и муки утолит,
И никогда тебя от скорби не избавит,
И злобы всей твоей не растворит.
Всего один глоток вот этого вина, второго, —
И труд твой станет совершенством.
Пусть моя душа будет посвящена этому
Золотому кубку!
Коль это состояние приходит, —
То ранним утром и к тому,
Кто бодрствовал всю ночь.
Молчанье!
Шамс ал-Хакк-и Табриз вернулся,
Чтоб обрели блаженство
Те, кто печален сердцем и душой.
Кубок, бокал, фиал (сагхар)
Этот образ символизирует сердце суфия.
Услышав прошлой ночью, как фиал
О сокровенном возвещал,
Хафиз бросился к бочонку, хлопая в ладоши,
Вскипев восторгом, как перебродившее вино.
Хафиз
Тот кубок сердца,
Что кипит у губ,
Они держали,
И Друга лик
С дыханьем каждым
Прозревали.
Фахр ад -Дин Ираки
О виночерпий,
Поднеси бокал того вина,
В котором каждый миг
Находит отраженье
Твой многоцветный лик.
Фахр ад -Дин Ираки
«Кубок символизирует тот объект, в котором суфии видят свет Незримого (гайб) и воспринимают сверхчувственные реальности (мана). Он также может символизировать сердце познавшего, или может играть роль символа для состояний опьяненности (сукр) и страстного желания (шаук)».
Мухаммад Ибн Али Таханави
Он также символизирует ту любовь (махабба), которая достигла степени «любви к божественной сущности»[4]. На этом этапе опьяненность любящего приносит свои плоды: внешне его индивидуальность (таайюн) исчезает, заменяясь индивидуальностью Возлюболенной. Затем Возлюбленная вновь являет Себя в обличье любящего как сам Виночерпий (саки).
Когда б аскету городскому
Отведать довелось подобного вина,
Он устремился бы в таверну —
Скорее кубок осушить до дна.
(Bertels, 1977)
Чаша Грааля (джам)[5]
Образ символизирует сердце суфия и мир бытия (хасти).
О виночерпий, просвети глубины нашей чаши
Сиянием вина,
И возгласи, певец:
«Устройство этого мира нам по вкусу».
Хафиз
Причудливые образы вина,
Затейливо раскрашенные маски
Влюбленных и возлюбленных — все это
Лишь только взгляд один на лик Кравчего,
Промелькнувший в глубине чаши.
Хафиз
Одной лишь чашею вина любви
Нас угостила
Похитив рассудительность и мудрость,
Терпения лишила.
Фахр ад- Дин Ираки
Лишь в чаше той, что «миром» называют,
Лицо твое нам видимо бывает.
А твое Имя — сладкое, как мед —
Именованью мира ясность придает.
Мухаммад Табризи Магриби
Чаша символизирует мистические состояния (ахваль).
Фахр ад- Дин Ираки
Эта метафора отображает место богоявлений и озарений бесконечного бытия, присущих «стоянке» аспектов (таур), сокровенного (сирр), духа (рух) либо тайного (хафи)[6].
Пей вино из чаши Вечного Лика[7],
Ведь Кравчий —
«Их Господь, который им дает испить»[8].
Чаша (паймана)
Слово происходит от перс. (и санскр.) корня «ма» («мерить»), к которому добавлен усилительный префикс «пай»; отсюда основное значение этого слова — «мера».
И райское вино,
И крепкий хмель —
Что нам бы не налили,
Всего из нашей чаши мы испили.
Хафиз
Свое затворничество на таверну
Хафиз вчерашней ночью променял.
Отбросив прочь заветы и обеты,
С вином он чашу полную поднял.
Хафиз
Чаша — это название используется для того, в чем свидетельствуют свет Незримого, благодаря чему постигают духовные смыслы; иными словами, это сердце познавшего.
Мухаммад Ибн Али Таханави
Пиала[9]
Слово символизирует различные индивидуальные ограничения бытия (таайюнат-и хасти), каждое из которых играет роль зеркала Бога.
Как отраженье в круге пиалы,
Я вижу отсвет
Алеющей щеки моей любимой.
О, ограниченность рассудка,
С тобою обрести блаженства не дано
Того, которое дарует лишь вино.
Хафиз
Этот образ — символ Возлюбленной. Каждая частица бытия — это тоже пиала, из которой человек знания пьет вино духовного постижения.
Мухаммад Ибн Али Таханави
Пиала у суфиев — обозначение особого рода любви, которая качественно сильнее, чем романтическая увлеченность, относящаяся к стадии кратковременных, преходящих состояний (бада) и проистекающая из стадии (таур) сердца.
Испей вина, ведь эта чаша —
Любимой лик,
А эта пиала —
Ее хмельное око, напоенное вином.
Махмуд Шабистари, «Цветник тайн»
Иногда этот образ обозначает проявление божественных сил в творении, как об этом говорится в строках:
Живи свободным, и свой путь верши уединенно —
Благополучия тропинки так узки!
Так поднимай же пиалу —
Жизнь слишком драгоценна,
Чтоб разменять ее на пустяки.
Мухаммад Шамс ад -Дин Хафиз (Bertels, 1977)
У иранских дервишей хак-сар (братство Джалали) пиала обозначает второй этап суфийского пути. Другое название пиалы у персидских суфиев, ратл, обозначает либо пьянящее вино отсутствия самости, либо чашу (джам) божественной любви.
О приверженец монастыря исчезновения,
Передай мне эту увесистую пиалу —
Чтоб почествовать шейха, у которого ханаки нет.
Хафиз
Чарка (катах)[10]
Этот термин символизирует метафизический «момент» (т. е. непреходящее «сейчас», вакт).
Неси ж, о Виночерпий,
Сияющий как зеркало катах,
Ведь дни быстротекущи,
А сердцу еще надобно увидеть
Истинное лицо своих свершений.
Хафиз
Саки, приди и призови вино.
Решимостью Хафиза,
От сердца чистого и по милости катаха
Смой множественности пыль.
Хафиз
В нашем полуночном призыве к молитве,
«К лучшему, что можно сделать»,
Пьяницам только и слышалось: «Выпей!»[11].
Санджар Кашани
Этот образ относится к «моменту» и случаю мистического озарения (таджалли), который является вместилищем озарений божественных сил (в творении). Приход этого момента зависит от познавшего, проигрывающего себя Возлюбленной и изглаживающего из своего сердца все рассудочные влияния и зрительные образы, а также все виды контроля, выработанные восприятием и воображением.
Не наполняй себя мирскими печалями,
Лучше наполняй чашу любви,
Пока твоя любовь не увлечет тебя,
Не увлечет тебя в другой мир.
(Bertels, 1977)
Этот термин символизирует метафизический момент (вакт) и сердце.
Мухаммад Ибн Дараби
Большой кувшин (хум)[12]
Термин обозначает божественное единение (вахидийат)[13] и духовную «стоянку» сосредоточенности (джам).
Что делать мне, ведь нет пути иного:
Раз я хочу пить прямо из кувшина
Процеженным вино —
Я должен пить слова наставника волхвов.
Хафиз
Коль сердце разрывается — его отдам
Как подношение твоим хмельным глазам.
Пускай кувшин в осколки бьется —
Но хум неповрежденным остается.
Фасих аз -Заман Ширази
Этот образ обозначает «привал» (маукиф)[14].
Фахр ад -Дин Ираки
Термин используется для обозначения уровня сокровенного сознания (мартаба-йи сирри) и тонкого плана средоточия духа (латифа-йи рухи); он также принадлежит к плану Всеобъемлющего Единства (ахадийат-и йам)[15].
Хум Господа — божественного цвета.
Все пестроцветье он окрашивает в это.
Джалал ад -Дин Руми, «Поэма о внутреннем смысле»
(Bertels, 1977)
Нет времени вино переливать из хума в пиалу,
Ведь существует только вдох единый.
Скорее же прильните, губы,
К губам кувшина.
Анонимный автор
Бокал, рюмка, фужер (мина)
У суфиев это слово обозначает сердце познавшего, связующее звено, посредника (васита) между любящим и Любимой.
И лишь бокал с вином хрустальный
Поможет сжавшемуся сердцу
Преодолеть настрой печальный —
Не выпускай его из рук, чтоб не увлек
Тебя отчаянья поток.
Хафиз
На пиру предвечности
Сколь благословенно то дыханье, то вино,
Что вне пределов следствий и причин,
Что не запятнано связью с явлениями,
Свободно от налета атрибутов,
Не связано и с низменной природой.
И пьют его не ртом.
За гранью бытия оно освящено;
Ни в чашу, ни в бокал его не поместить.
Абд ал- Кадир Бидель
Амфора (сорахи)[16]
Образ символизирует духовную стоянку (макам).
Фахр ад- Дин Ираки
Приди,
Дозволь нам время наверстать,
Которое мы упустили —
Те драгоценные мгновенья, что прошли
Без фляги и бутыли.
Хафиз
Образ обозначает «привалы» (маукиф) и «стоянки» духовного пути, где друзья Бога задерживаются при следовании по стадиям духовного пути, в соответствии с ограничениями их индивидуальной природы.
Вот друг единственный, что в эти времена
Чист от грехов:
То фляга, полная чистейшего вина,
И лист стихов.
Хафиз (Bertels, 1977)
Чаша (ка'с)[17]
Абуль- Муфакир Бахрази, суфийский наставник XII века, писал:
Необходимо иметь в виду, что знание Бога именуется «чаша»; синонимы на персидском языке — катах (чарка), сагхар (фиал) либо пиала.
Эта чаша символизирует чистое вино (шараб-и тахур)[18] богопознания (мa'рифат).
Кому оно даруется, то есть кто те немногие преданные, которые являются «избранными», — это является тайной провидения. Пьющие вино богопознания иногда могут действительно видеть чашу как таковую, иногда видят ее исключительно в духовном смысле, а в иное время созерцают эту чашу только с точки зрения знания. Внешнее созерцание этой чаши составляет блаженство тела и души. Духовное созерцание дарует блаженство сердцу и уму, а познающее созерцание (мушахида-йи 'илми) дарует блаженство духу и сокровенному сознанию. Чаша с вином даруется исключительно Божьей милостью, ведь «Поистине, милость — в руке Аллаха: Он дарует ее тем, кому пожелает! Поистине, Аллах объемлющ, знающ!» (Коран 3:73).
Может так случиться, что несколько влюбленных придворных пьют вино из одной чаши, либо каждый пьет из отдельной чаши. В последнем случае каждому может быть дана особая, единственная в своем роде чаша, или несколько чаш могут быть поднесены одновременно одному, ведь существует так же много разновидностей вин, как и чаш. Иногда одна чаша дарует разные виды вина, и из нее пьют многие тысячи караванов любящих, и в чаше не убывает. Как радостно мгновение (вакт) для того, кто пьет из такой чаши чистое, незамутненное, божественное вино, благодаря этому оставаясь погруженным в постоянные и опьяненность, и трезвость.
То светлое вино — это силок, и он
Поставлен у сердца на пути,
Такие соколы, как Иисус и Моисей
Тоже побывали в его сети.
Его певец — стенанье, чаша — боль,
Друг — виночерпий.
Та счастлива рука, что принимает
Это «крепкое рукопожатье»[19] с жаром.
Рузбихан Бакли, «Жасмин верных в любви»
Приди, о Виночерпий, чашу поднеси,
Пусти ее по кругу.
Сперва казалось, что любить легко,
А после — все труднее и труднее.
Хафиз
Вино бесцветно, но оттенки
Различные приобретает,
Играя в чаше и в фиале —
Оно по-разному сверкает.
Мухаммад Табризи Магриби
У суфиев чаша символизирует лик Возлюбленной либо божественную милость.
Мухаммад Ибн Али Таханави
Кувшин (сабу)
Образ представляет определенные индивидуальные особенности, по которым личность познает себя.
Разбей кувшин:
Ты — не он сам,
А то, что внутри.
Ты — не река, а океан.
Свое «Я» отринь.
Мухаммад Табризи Магриби
Прельстило сердце суфия вино
В кувшине:
Кравчий, можно ль, чтоб оно,
Когда налито и в пиалу,
Все так же восхитительно играло?
Хафиз
Ты — безбрежный океан,
Так отчего ж кувшин —
Ограничение твое?
Фахр ад- Дин Ираки
«Кувшин» символизирует тот род любви (ишк), которая, достигая полной силы в таверне (майкада) Абсолютного Единства[20], наполняется «любовью Божественной Сущности»[21], тем самым стирая внешние особенности любящего. В то же время эта любовь под воздействием состояния (хал) «более целостного сознания» (джам'ият-и кубра) поселяется в «таверне уничтожения» (харабат). Эта таверна — «бытие того, кто любит Возлюбленную»; здесь мистик внутренне созерцает единство внешних особенностей Возлюбленной и любящего.
В таверну стал кувшин я приносить —
В надежде аромат твой уловить.
Фахр ад- Дин Ираки (Bertels, 1977)
Бутыль, фляга (карраба)[22]
Этот сосуд символизирует место, озаренное явлением (маджла-йе таджалли) сущности божественного единства, которое заключает в себе божественные свойства Красоты и Величия.
(Bertels, 1977)
В Ее Величества владеньях,
У Той, которая прощает неблагое
И отпускает прегрешенья,
Хафиз пристроился носить бутыль
И сделался «магистром кубка».
Хафиз
Глоток, толика, капля (джур'а)
Образ символизирует явление божественного Бытия (таджалли-йе вуджуд).
Любой, кто как и я, хоть глоток отпил
В предвечности из чаши Друга,
Уж не поднимет захмелевшей головы
До самого рассвета в День Страшного Суда.
Хафиз
Упавшая на землю капля твоего вина
И пыли придает достоинство рубина.
Увы — как редко нас ты привечаешь,
Гораздо реже, чем простую пыль.
Хафиз
Молитвы на заре, призывы на закате
В тавернах не смолкают никогда.
Лишь для того все это, чтобы сделать
Глоток из пиалы, что Ты нам дал.
Хафиз
Моя душа пьяна, мой ум сошел с ума,
А я из чарки сделал лишь глоток.
Фарид ад -Дин Аттар
Глоток символизирует тайны духовных стоянок и всей совокупности мистических состояний, кото рые скрыты от странника во время прохождения Пути.
Фахр ад -Дин Ираки
Этот образ символизирует качества, присущие самопроявленности Бытия в каждом атоме.
Один лишь легчайший аромат
От той капли, что пролилась на землю,
Вознес Адама до небес.
(Bertels, 1977)
Кувшин (куза)[23]
Образ символизирует метафизический «момент» (вакт) и мистическое состояние (хал).
Приди, о виночерпий мой,
В протянутую руку
Вложи сосуд с живительной водой.
Фарид ад -Дин Аттар
Сегодня ночью я пройтись решил.
Шагаю, пьян, в руке — пустой кувшин,
И направляюсь прямиком к базару,
К пристанищу отважных каландаров[24].
Я меньше чем за час всего лишился,
Что было у меня. Но вот когда
От самопоклонения избавлюсь,
И лицемерие оставлю навсегда?
Фарид ад- Дин Аттар
Примечания:
[1] Зуннар (греч. «зоннарион») — грубый волосяной пояс, который обязаны были носить все иноверцы в мусульманских странах.
[2] Приводится автором в его книге "Traditions of the Prophet (Ahadith)", т. II, New York, 1981, 1984, p. 67. Высказывание приводит Ибн Карбалаи (ум. в 1589 г.) в своем Raudhat al-janan wa jannat al-janan, под редакцией Джафара Солтана ал-Караи, Тегеран, 1965, том I, с. 231.
[3] Йа Син — название 36-й суры Корана. Согласно высказыванию Пророка, «у всего есть сердце, а сердце Корана — сура Йа Син». Высказывание приводится в Тамхидат 'Айн ал-Кудата Хамадани (Тегеран, 1962), с. 175. (Буквы «йа» и «син» считаются своеобразной аббревиатурой обращения «Йа инсан» (О, человек). Некоторые комментаторы Корана считают, что с этими словами Аллах обращается не просто к человеку, а к Своему посланнику Мухаммаду. — Прим. пер.)
[4] Согласно 'Иза ад-Дину Махмуду б. 'Али Кашани, существуют две основные разновидности любви: «любовь обычных людей, которая выражается в тяготении сердца к созерцанию красоты божественных атрибутов, и любовь избранных… как тяготение духа к созерцанию красоты божественной сущности». — 'Иза ад-дин Махмуд б. 'Али Кашани, «Светильник праведного пути и ключ к достаточности».
[5] Одно из значений «джам» (перс.) — «священный сосуд», «Грааль». По преданию, у царя Джамшида была чаша, в которой он мог видеть все, что творилось в его царстве. Отсюда происходит выражение «чаша Джамшида» или «чаша, являющая мир» (джам-и джахан намэ). Мусульманские мифологи считали, что такой же чашей обладал пророк Соломон (см. Лугхат-намэ 'Али Акбара Дехкода (Тегеран, 1947-1973), от слов «джам-и джахан намэ»). Другие авторы трактовали ее как астролябию или зеркало наподобие хрустального шара.
[6] Речь идет о стадиях Пути, известных как семь тайных уровней (таур) сердца, а именно: физическая природа (таб'и), душа (нафс), сердце (калб), дух (рух), сокровенное (сирр), тайное (хафи) и тайна тайн (акфа).
[7] См. Коран (55:27).
[8] Здесь «Кравчий» используется как одно из имен для Господа — в соответствии с текстом Корана: «И напоил их Господь их напитком чистым» (76:21).
[9] Слово «пиала» включает древний ирано-санскритский корень па («пить») и персидский глагол «яла кардан» — «опрокидывать», т. е. буквально означает «опрокидывающийся сосуд для питья» («чашка» в изначальном смысле). Возможно, родственное слово — лат. poculum («чашка для питья»).
[10] Катах — происходит от лат. cadus (кувшин, урна); это большой сосуд для питья или чаша, вмещающая двойную порцию.
[11] Повтор «вставайте к лучшему, что можно сделать» составляет основную часть призыва мусульман к молитве.
[12] Хум, вероятно, близок к санскр. хумм (отвод). В Персидско-латинском словаре Вуллера (Graz. Austria: Akademische Druck — U. Verlagsanstalt, 1962, rpt.) другое значение хум — перегонный куб, дистиллятор или алембик (от араб. ал-'анбик). Здесь же имеется в виду традиционный для Ирана глиняный сосуд больших размеров для брожения вина.
[13] Вахидийат обозначает аспект божественного единства, который включает множественность и архетипические сущности вещей — в отличие от ахадият или Единства, которое есть всепревышающее Одно, исключающее любую множественность. Вахидият и ахадият часто переводятся как «включающее единство» и «исключающее единство».
[14] «Привал» (маукиф), согласно Шаху Ниматулле Вали, «представляет собой промежуточную "стоянку", предвещающую славу грядущей и окончательной "стоянки"».
[15] Божественное единство на уровне божественных имен «есть позиция, в которой осознается множественность, скрытая (существующая in potentia) в Абсолюте, который по сущности един». — Тошихико Изуцу. Сравнительное изучение ключевых философских понятий в суфизме и даосизме — Ибн Араби и Лао-цзы, Токио, 1966, c. 95.
[16] Сорахи — стеклянная бутыль для вина с длинным узким горлышком.
[17] Слово «чаша» часто является ссылкой на Коран (напр., 76:17), обозначая чашу для подношения райских вин. Вероятно, слово происходит от санскр. koca (бадья, чашка) и близко к лат. calix (чаша).
[18] Упоминается в Коране (76:21).
[19] Ссылка на Коран (31:22): «А кто обратил свое лицо к Аллаху и творит добро, тот ухватился за надежную опору. К Аллаху — завершение дел!».
[20] См. прим. 15.
[21] «Любовь божественной сущности» (см. прим. 4).
[22] Карраба (перс.) — большая пузатая стеклянная бутыль для хранения вина и лекарственных снадобий.
[23] Куза — разновидность керамической бутыли для воды, с длинным горлышком. Это слово, возможно, связано с русским словом «чаша» (или «чашка»), и может быть родственным латинскому слову calyx (чаша).
[24] Каландар — 'Иза ад-Дин Махмуд б. 'Али Кашани говорит, что каландар — это суфий, который «стремится разрушить установив. шиеся общепринятые и ставшие привычкой практики; преимущество его внутреннего состояния заключается в свободе от беспокойства: обычно он пренебрегает исполнением предписанных молитв и сверхдолжных добрых дел». — 'Иза ад-Дин Махмуд б. 'Али Кашани, «Светильник праведного пути и ключ к достаточности».
Литература:
Bakhrazi, Abo'l-Mofakher. Aurad al-ahbab wa fusus al-adab. Vol. II. Edited by Iraji Afshar. Tehran, 1979.
Bertels, Yevgeni Edvardovich, ed. Mer'at-e 'oshaq. In Tasawwof wa adabiyat-e tasawwof. Translated from Russian into Persian by Sirus Izadi. Tehran, 1977.
Dehkoda, 'Ali Akbar. Loghat-nama. Compiled under the supervision of Dr. Mohmmad Mo'in. Tehran, 1947-73.
Darabi, Mohammad Ebn. Latifa-ye ghaibi. Nurbakhsh Library, Tehran. Photocopy (n.d.).
'Eraqi, Fakhro'l-Din Ebrahim. Kolliyat-e Eraqi. Edited by Sa'id Nafisi. Tehran, 1959.
Fakhruddin 'Iraqi. Divine Flashes. Translated by William C. Chittick and Peter Lamborn Wilson. London: SPCK and New York: Missionary Society of St. Paul the Apostle, 1982.
Resala-ye lama'at wa resala-ye estelahat. Edited by Dr. Javad Nurbakhsh. Tehran, 1974.
Hafez, Shamso'l-Din Mohammad. Diwan. Edited with notes and introduction by Seyyed Abo'l-Qasem Anjavi Shirazi. Shiraz, 1982.
Hamadani, 'Aino'l-Qodhat. Tamhidat. Edited by Afif Osseiran. Tehran, 1962.
Izutsu, Toshihiko. A Comparative Study of the Key Philosophical Concepts in Sufism and Taoism — Ibn 'Arabi and Lao-Tzu. Tokio: The Keio Institute of Cultural and Linguistic Studies, 1966.
Kashani, 'Ezzo'l-Din Mahmud. Mesbah al-hedaya wa meftah al-kefaya. Edited by Jalalo'l-Din Homa'i. Tehran, 1946.
Maghrebi, Mohammad Shirin. Diwan-e Mohammad Shirin Maghrebi. Edited by Leonard Lewinsohn. London. (n.d.)
Nurbakhsh, Dr. Javad. Traditions Of The Prophet (Ahadith). 2 vols. New York. 1981-4.
Rumi, Jalalo'din. Kolliyat-e Shams ya diwan-e kabir. 10 vols. Edited by Badi'ol-Zaman Foruzanfar. Tehran, 1959.
Mathnawi-ye ma'nawi. Edited by R. A. Nicholson. 9th reprint. Tehran, 1977.
Ruzbehan Baqli. 'Abhar al-asheqin. Edited by Dr. Javad Nurbakhsh. Tehran, 1970.
Shabestari, Mahmud. Golshan-e raz. Edited by Dr. Javad Nurbakhsh. Tehran, 1976.
Shah Ne'mato'llah Wali Resalaha-ye.
Tahanawi, Mohammad A'la Ebn Ali. Kashshaf estelahat al-fonun. Edited by the Asiatic Society of Bengal. Calcutta, 1982.
Vullers, Ioannis Augusti. Lexicon Persico-Latinum. 3 vols. Reprint: 1855; Graz, 1962.
http://nimatullahi.sufism.ru/nashi-izdaniya/sufijskaya-simvolika/entsiklopediya-sufijskikh-simvolov.html
Blogs
Paracha believes that there’s a concerted attempt in Pakistan to ‘discover’ its Sufi links that will help counter its pariah image without giving in to any secular narrative, writes Utpal Kumar
Daily News
Nadeem Farooq Paracha’s book, Soul Rivals: State, Militant and Pop Sufism in Pakistan, begins with an interesting anecdote: of an academic paper, published in 2014, making a strong case for “branding” Pakistan a “Sufi country”. Authored, interestingly, by a Pakistani and a Chinese national, the paper sought to resolve Pakistan’s “image problem” through an intense PR exercise undertaken with the support of the state and the government. The entire endeavour was aimed at “discovering” Pakistan’s Sufism connection to counter its pariah image without compromising to any secular narrative. As the author writes, “The paper was searching for a middle-ground between religious extremism and overt secularism by proposing a contemporary reworking of one of Islam’s most ‘moderate’ and esoteric strands: Sufism.”